— Самаров, — окликнули его с нар, — ложись спать, утро вечера мудренее.
— Вот и я так думаю, — встряхнулся лейтенант от своих мыслей и кинул шинель себе под голову. — Эх, елки зеленые, спать так спать!..
И он заснул, и ему снились то сказочный белокаменный город на берегу реки, то дипломаты, сидевшие за столом; река бешено кипела на порогах, а дипломаты, привставая с кресел, часто спрашивали: «А что вы думаете по этому вопросу, товарищ Самаров?..»
Откинув белую простыню, закрывавшую вход в землянку, Самаров спустился вниз по сбитым ступеням, сказал:
— Здорово, ребята!..
Кто во что горазд: один маскхалат чинит, второй портянки перематывает, третий нож точит, четвертый на гармошке играет, пятый письмо пишет, шестой курит, у седьмого зубы болят, восьмой хохочет, девятый спит, десятому стригут волосы, одиннадцатый грустит, двенадцатый печку топит, тринадцатый переодевается, четырнадцатый автомат разбирает, пятнадцатый… Да ну их к лешему, разве тут оглядишь всех сразу, в общем — дым коромыслом!..
— Здравствуйте, товарищи! — сказал, и все сразу встали. — Вольно, садитесь… Ну, как живете?
— Спасибо, товарищ лейтенант, позавидовать можно! — послышались голоса.
— А вы, — спросил Самаров, усаживаясь к печке, — кому-нибудь завидуете?
— Да вот, разве что третьей роте, — ответил Алеша Найденов, — у них сегодня на обед рисовая каша была, а нам опять овсянку давали!
Кто-то из угла заржал жеребцом, было слышно, как тут же получил затрещину, потому что острота, повторенная дважды, пусть даже ржанье, уже перестает быть остротой.
— Рис тебе еще давать, — пошутил Олег Владимирович, — ты и без риса лопнуть хочешь. Вон щеки-то какие, надави — кровь брызнет!
— Ничего, — весело откликнулись с «Камчатки», — вот его до Лиинахамари катера протрясут на десанте, весь жир скинет.
Подсел Ставриди, развернул перед огнем портянки.
— Товарищ лейтенант, я вот одного в толк не возьму: то говорят Печенга, то Петсамо, то Лиинахамари, — это что, выходит, все разное?
Самарова постепенно окружали любопытные головы.
— Ну, — спросил он, вовлекая в разговор других, — кто знает, где Лиинахамари?
Борис Русланов, как всегда немного смущенно, ответил:
— Да это просто Девкина заводь по-русски, губа такая в Петсамо-воуно-фиорде, вроде порта у города Печенги. Мне как-то еще на «Аскольде» карту довелось посмотреть. Я даже ахнул — одни русские названия: деревня Княжуха, Падун-камень, тоня Малофеева, мыс Пикшуев, Палтусово Перо.
— А вот что я слышал, — вмешался другой, — говорят, в Лиинахамари на высокой-высокой скале стоит горный козел. Стоит и заглядывает в пропасть. Только он не живой, а вырублен из той же скалы, на которой стоит, но поначалу живым кажется.
— Врешь! Быть не может.
— А вот поспорим.
— Что же я тебе, в Лиинахамари побегу проверять?
— Ну все равно там побываем.
— Эй, кто был в Лиинахамари с Ярцевым?
— Буслаев был. Спит он.
— Разбудите, успеет выспаться…
Разбудили, поинтересовались: как насчет козла-то?
— Дай закурить, — густым басом попросил Буслаев и, потянув цигарку, лениво ответил: — Темно тогда было, немцы разрывными пулями били, не до козла было!
— Надо и мне закурить, — сказал Самаров. — Ну, кто хорошего табаку хочет — налетай! Налетели. Задымили.
— Русские имена, — мечтательно проговорил Олег Владимирович, — где только не встречаются на карте! Даже этот Норд-Кап знаменитый и тот в старину просто Мурманским Носом звали…
— Выходит, — спросил Найденов, — возле него наши предки селились?
— И не только возле него, но даже и далеко за него! Кто-то тихо присвистнул:
— Как же это так?
Буслаев поднялся с нар, сладко потянулся:
— Ух, — зевнул, — не дали поспать. Уж коли на то дело пошло, так я вопрос задам… Можно, товарищ лейтенант?
— А мы не на занятиях. Задавай что хочешь.
— Где же тогда граница русская проходила?
— Да, — вставил Алеша, — вот, скажите, где?
На «Камчатке» чего-то засмеялись, донесся шепот:
— …Поймали замполита, не ответит!
— А ты слезай, слезай оттуда, — распорядился Самаров, — ишь, как разленились…
Два заспанных матроса слезли с нар, в одних носках подошли к печке, глаза их лукаво посверкивали.
— Ну, вы, кажется, хотели знать, отвечу я или не отвечу?.. Ну, так слушайте: раньше, несколько веков назад, границы с соседней Норвегией вовсе не было, она оставалась произвольной.
Ставриди недоверчиво хмыкнул:
— Это как же: государство, да еще какое, и… без границы?
— Вот так и было, товарищи, что граница отсутствовала. Правда, это было давно…
— И сколько же такое безобразие продолжалось? — пробасил Буслаев, стараясь пробиться к Самарову поближе.
— Безобразие, — повторил лейтенант и засмеялся, — конечно безобразие! И продолжалось оно до тех пор, пока положение границы не было узаконено в договоре Ярослава Мудрого с норвежским королем Олафом.
— Я помню, — сказал кто-то, — мы еще в школе проходили: Ярослав Мудрый на дочери Олафа тогда женился.
— Ну, куда ты лезешь, аж на самую печку, — оттолкнул Ставриди Буслаева, — и оттуда хорошо слышно!
— Тихо! Ша! Мне вопрос задать надо… А вот, товарищ лейтенант, войны, выходит, и не было, пока они женаты были?..
— Пока Ярослав Мудрый был жив, — серьезно продолжал Олег Владимирович, — на севере, товарищи, войны не было. Но после смерти Ярослава норвежцы повели войны с русскими поселенцами, которые селились тогда по Лютен-фиорду.
— Это где такой? — спросил кто-то.
— Примерно около нынешнего города Тромсе, — ответил Самаров. — Войны продолжались до самого 1323 года, когда в городе Орехове был заключен мирный договор, и отныне нашим рубежом стал считаться уже не Лютен-фиорд, как раньше, а Варангер-фиорд, или, если говорить по-русски, то просто Варяжский залив.