Океанский патруль. Книга 2 - Страница 52

Наконец настал день совещания. Видно, что гитлеровское командование сознательно выжидало. Ему хотелось выяснить, в каком направлении поведет страну новое правительство. Но Маннергейм молчал, и обстановка не терпела больше промедления — совещание началось.

Открыл его, как и следовало ожидать, опытный и ловкий демагог — оберст фон Герделер. Юсси Пеккала сидел в первом ряду кресел, слушал, и ему с первых же слов стало ясно, куда клонит инструктор. Конечно, все это рассчитано на шюцкоровцев. В целях безопасности — чьей безопасности? — надо сохранить в селениях Лапландии немецкие гарнизоны. Кое-где их надо даже усилить. Придать артиллерию. Когда озера замерзнут, создать на льду посадочные площадки для самолетов. Повести борьбу с «лесными гвардейцами». Ну, еще что?

Какой-то толстый, необыкновенно рыжий капитан, сидевший рядом с Пеккала, быстро записывал в блокнот основные положения доклада. «Валяй, валяй», — подумал полковник, и ему захотелось толкнуть дурака-капитана под локоть, чтобы карандаш Выпал и куда-нибудь закатился.

— Полковник Юсси Пеккала! — вдруг крикнули от дверей.

Командир района Вуоярви встал, и рыжий капитан захлопал себя по коленям, стал заглядывать под стулья — нет карандаша.

— Виноват, — извинился Пеккала и пошел к выходу. За дверями он увидел взволнованного Раутио Таммилехто — молодого, совсем мальчика, вянрикки своего штаба.

— Ты как сюда попал?

— Херра эвэрсти, случилось непоправимое, — ответил вянрикки, прикладывая к кепи дрожащие пальцы.

— Что?

— Командиры наших рот стали прятать оружие. Среди солдат ведется какой-то отбор. Появились слухи о полном роспуске армии. А «лесных гвардейцев» держат под стражей…

В одну минуту Пеккала домчался до Парккина-отеля, стремительно взбежал по лестнице в номер, сказал:

— Кайса, собирай вещи и завтра возвращайся в Вуоярви, а я еду сейчас…

— Ну хоть поцелуй меня на прощание!

— Некогда! — ответил Пеккала, и Кайса услышала, как уже гремят по лестнице его сапоги: та-та-та-та, та-та!..

— Полковник Пеккала уехал, — сказала фрау Зильберт, — и в номере только… эта…

— А-а-а, — протянул фон Герделер и посмотрел на Кайсу: она сидела за соседним столиком, ужинала; часы показывали половину двенадцатого ночи.

Местный фюрер князь Мурд был трезв и потому особенно старательно подметал опустевший бар — ему хотелось заработать на водку.

— Поди-ка сюда, — поманил его пальцем инструктор. — Коньяку хочешь?

Мурд всплеснул руками, швабра упала на пол.

— Тише, — поморщилась фрау Зильберт, — уже поздно… Кайса повернулась в их сторону:

— Еще вина. Стакан.

И фрау Зильберт и фон Герделер почти одновременно наполнили стаканы. Почти одновременно выпили Кайса и князь Мурд. Потом, вызывающе посмотрев на инструктора, Кайса прошла мимо. Было слышно, как она остановилась в вестибюле у зеркала, поднялась по скрипучей лестнице.

— В каком она номере? — спросил фон Герделер.

— В тринадцатом, — ответила фрау Зильберт.

— Хорошее число. Я родился тринадцатого.

Князь Мурд лениво задвигал шваброй.

— Еще хочешь?

— Ох! — ответил фюрер.

Инструктор снова наполнил стакан:

— Пей!

Мурд выпил:

— Вкусно! Ой, как вкусно!

— Мети, — приказал инструктор и, слегка покачнувшись, подошел к буфетной стойке. — Фрау Зильберт, вы способны понять тоску солдата?

— Я не люблю таких разговоров.

— А я люблю… Дайте мне ключ от тринадцатого номера. Только до утра.

Редкие брови владелицы отеля вскинулись кверху:

— О-о, господин оберст… и — вы?

— Да, и я!

— Но чего вы нашли в ней хорошего?

— Ключ! — сказал фон Герделер. — Ключ!..

Сжимая в ладони ключ, он вернулся за столик.

— Спать не ложись, — сказал Мурду. — Ты мне будешь нужен…

Вспомнились слова Эрнста Бартельса, сказанные им еще в Вуоярви. «Советую вам, — говорил тогда Бартельс, разбирая сушеные травки, — не раздражать одно существо, живущее в доме полковника, некую госпожу Суттинен-Хууванха — это, пожалуй, единственный человек, к которому искренне привязан начальник района…»

— Искренне привязан, — с удовольствием повторил фон Герделер. — Тем больнее ему будет!

— Фюрер, — позвал он, — выпей последнюю, а то опьянеешь. Завтра пей сколько хочешь, а сегодня нельзя. Фюрер выпил, обтер подбородок, спросил:

— Что делать надо?.. Я все могу…

— Ничего. Стоять в коридоре. И никого не пускать.

Гася в баре свет, фрау Зильберт спросила:

— А вы не боитесь?

— Кого?

— Финского полковника.

— Но ведь его нет!

— Правда, его нет, — согласилась владелица отеля. Ровно в час ночи оберст поднялся на третий этаж, где размещались мансардные номера, остановил Мурда:

— Вот здесь и стой. Ни с места!..

Потом на цыпочках подошел к двери тринадцатого номера, прислушался.

Тихо.

«Тем больнее ему будет», — повторил он про себя и осторожно, стараясь не шуметь, вставил ключ в замочную скважину…

— Таммилехто, — шепотом приказал полковник, — стой здесь… И — тихо…

Пеккала открыл дверь, вошел в избу. Лунный свет, проникавший через окно, плотным снопом падал на висевшее на стуле обмундирование, вырывал из мрака обрюзгшее лицо спящего офицера с оттопыренными губами.

Полковник подошел к койке, тронул спящего за плечо:

— Лейтенант Агрикола, вставай!.. Ты арестован!

— А?.. Чего?.. Это вы, херра эвэрсти?

— Я… Быстрей вставай!..

— Куда?

— Вставай, вставай! Ты арестован!

— Что?

— Не притворяйся…

Босого, дрожащего от ночной сырости лейтенанта он вывел на крыльцо, жестко приказал: